"В тюремном трюме мы написали "Гимн узников Норильска"

(печатается с сокращениями)

Было уже начало 1950 года, когда московский деспот решил закончить уничтожение нашей интеллигенции, которая еще уцелела в западных областях Украины. В 1951 году меня вывезли в Казахстан. Меня, учителя, Василия Алексеевича Николишина, 1927 года рождения, уроженца с.Вивня, Стрыйского района, Львовской области, в числе сотен и тысяч украинцев привезли на Карабас, потом на Актас Карагандинской области. Не буду описывать методы так называемого перевоспитания нас, бандеровцев, но каждой попытке насилия и провокации со стороны ЧК мы ставили свои заслоны, свой протест.

В лагерях все было продумано и поставлено так, чтобы воспитать, сотворить из нас «советских» роботов. То была грубая машина, которая уничтожала наиобразованнейшую элиту нашей нации. Людей сравнивали с вещами, отнимали у них даже собственные имена и, как скотине, присваивали своеобразные инвентарные номера. Все мы были пронумерованы, номера нашивались на всех частях тюремной одежды. Мой номер в карагандинских лагерях был I-H-547, и не было необходимости спрашивать у меня фамилию.

В это время украинцы во всех лагерях Казахстана провозгласили непокорность администрации московской империи, которая поставила себе цель доконать нашу нацию в лагерях СССР. Против голода, против рабского труда по 12 часов в день, против унижений, против «сучьих» и других бандитских элементов, которых забрасывали к нам в лагеря кремлевские опричники, выступили самые образованные, самые преданные сыны Украины — националисты-бандеровцы.

Пройдут годы, и сын белорусского народа — поэт, писатель, националист Григорий Климович — напишет в своей книжке: «Стремление к свету в этой тьме задавали украинцы, самая многочисленная и наиболее организованная группа в Горлаге — оуновцев в Горлаге и вообще в лагерях было немного, считанные единицы. Но эти немногие, оказавшиеся в лагерях, — в Горлаге это Герман Степанюк, Михаил Марушко, Евгений Горошко, Василий Николишин, Иван Столяр, Евгений Грицяк, Иван Кейван, Василий Корбут и другие — стали притягательной силой, и не только для украинцев, но и для всех лагерников».

5 марта 1953 года стало днем смерти самого жестокого руководителя московско-кремлевской банды Иосифа Сталина. Содрогнулся Союз, вздрогнули чекисты, закралась неуверенность во всю систему, весь порядок, в котором жили все эти годы.

Впрочем, чекисты довольно быстро опомнились. Их кровожадность одолела. Снова начались разные провокации и издевательства, в том числе резня, убийства, расстрелы. Например, выводят одного или двух узников за зону к «черному ворону» и тут же их расстреливают, а списывают на «попытку к побегу». Мы понимали, что пройдет какое-то время, и нас всех потихоньку уничтожат.

И вот в Норильске в 5-м лагпункте 25 мая 1953 года чаша терпения переполнилась.

Был славный солнечный день, первая смена невольников вернулась с работы, пообедали и грелись у барака. На расстоянии 50 метров от углового барака были старые ворота, закрытые уже давно, а за воротами была дорога, по которой вели девчат в колонне по 5 в ряду с работы в жилую зону с кирпичного завода. Хлопцы девчатам махали руками, здоровались, поддерживали дух, но это не понравилось начальнику конвоя сержанту 78-го отделения Дятлову. Он подошел к солдату-конвоиру женской колонны, взял автомат и дал очередь по хлопцам, что были в зоне у барака. Упали 7 человек, трое из них навсегда. И этот инцидент переполнил чашу терпения, возмутил. На протяжении 15 минут в зоне не осталось ни одного человека из администрации, начали убегать все подпевалы, сексоты, суки на вахту и проситься, чтобы их там спасли. Такие, как бандит Абрамов, уже не знали, куда деваться, и кидались в запретную зону, ища там спасения, но солдаты с вышек их расстреливали в запретке.

На другой день, 26 мая 1953 года, в 5-м лагере норильского Горлага мы, те хлопцы, что приехали из Караганды, организовали отдел самообороны. Никто не пошел на работу. Отделы, возглавляемые бандеровцами, несли ответственность за то, чтобы никто не проскочил из зоны или в зону, чтобы провокаторы не подожгли бараки-склады, чтобы был порядок в зоне. Мы организовали комитет из представителей разных наций, но под нашим руководством, и я, как член комитета от лагеря № 5, нес ответственность и руководил отделами самообороны. Над бараками были подняты черные флаги, с красной полосой.

7 июня 1953 года прибыла московская комиссия. Ее возглавлял начальник тюрем и лагерей, как он сам представился, «личный референт Лаврентия Павловича Берии» полковник Кузнецов. Состоялись переговоры между нашим комитетом и московской комиссией в составе полковника М.Кузнецова, генерал-майора А.Сереткина (правильно — Сироткина. — A.M.), генерал-майора А.Киселева, генерал-майора Царева и генерала Семенова.

8 июня 1953 года, после того как нам пообещали выполнить наши требования, рабы вышли на работу, правда не все. А 25 июня 1953 года первая смена, что шла на работу, была остановлена за зоной, и на наших глазах ее начали сортировать. Мы поняли лицемерие Кузнецова, и на бараках снова были вывешены черные флаги, с красной полосой. Никого из администрации в зону не пустили, и начался второй этап забастовки.

Тут кремлевско-таймырская банда поняла, что нужен иной подход. Но мы, хлопцы с запада, уже не хотели ничего понимать и готовились к наихудшему, то есть к расстрелу. Никто не ждал милости от кремлевского динозавра. А. Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» написал, что наиболее организованный вирус непокорности привез в Норильск карагандинский этап. Это были бандеровцы, участники лагерных стычек с администрацией и уголовниками, побегов из Карлага, арестованные и отправленные для усмирения за Полярный круг, в Норильск. Мы привезли с собой свою обязанность нести дальше «факел свободы», как пишет руководитель восстания в 4-м лагере Евгений Грицяк.

Пришел день 30 июня 1953 года. В 10.00 под командой генерала Семенова в нашу зону через вахту ворвались четыре пожарные машины и около 100 офицеров-чекистов. Операция была неожиданной и блестящей, в дело пошли брандспойты, и уже два барака были чекистами закрыты. Через 5 минут мои хлопцы были уже тут, а через 15 или 20 минут, когда чекисты бежали из зоны, они пожарной машиной задавили двух своих офицеров. Потому что, когда мы с ножами вторглись в их ряды, сразу порезали все шланги и колеса. Мы чекистов не резали, потому что это были офицеры, но ругали их сколько хотели. Вот как об этом пишет киевский инженер Семен Зиновьевич Бомштейн белорусскому поэту и писателю Григорию Климовичу про бандеровцев: «Это были надежные и стойкие люди, готовые на смерть, и они первые приняли ее в Норильске 1 июля 1953 года в 5-м лагере».

Хотелось бы сказать несколько теплых слов про ту дружбу, солидарность, которые сложились между нами, украинцами, и представителями других народов и национальностей. Не буду уже говорить про Прибалтику, которая все время была с нами, особенно литовцы. Что до иных народов, то приведу для примера один эпизод, довольно интересный, как мне кажется.

Как я уже писал, во время восстания я, как член комитета, командовал самообороной зоны. Понятно, что в зоне были узники разных национальностей. Были тут и японцы, бывшие пленные, вместе со своим полковником. Как раз в самый разгар восстания этот полковник подошел ко мне и спросил, что им, японцам, делать. Я предложил ему не вмешиваться в это дело, ибо тут пахнет смертью, сказал, что мы им сделаем коридор и они смогут выйти за зону. Он сказал: «Моя подумай» — и отошел. Через какое-то время он подошел ко мне и снова сказал: «Вася-сан, наша подумай, ваша справедлива. Моя пришла сказай, наша буде умирай с вами». Признаюсь, несмотря на всю критичность ситуации, напряжение и суровость обстановки, у меня слезы навернулись на глаза. Такого жеста с японской стороны я не ожидал, тем более что это было добровольно. (Тогда никто никого ни к чему не принуждал.) Конечно, я их поблагодарил за солидарность и выделил место, которое они могли защищать. И должен признать, что они до конца и с честью выполняли свои обязанности. После боя и, как можно было догадаться, нашего поражения я не знаю, как сложилась судьба японцев, но этот эпизод я буду помнить до конца жизни.

Из Дудинки в Красноярск мы плыли по Енисею в трюме баржи. Тут, в тюремном трюме, мы с Григорием Климовичем написали и положили на музыку «Гимн узников Норильска»

В тяжелых условиях коммунистических тюрем и лагерей мы не уронили чести и достоинства бандеровца. Это про нас написал писатель Григорий Белоус: «Путь к свету в этой тьме задавали украинцы, наиболее организованная группа Горлага...»

Источник: Красноярское общество "Мемориал"