Однажды к нам в детский дом привели новую девочку. Она была очень красивая: волнистые волосы до плеч, огромные глаза — Ангел во плоти!

Ее звали Лариса. А мы были заморенные и тощие от голода. Длинные девочки-подростки. К тому же нас постоянно стригли наголо. Мне было лет 9-10, а она на год меня была старше. Мы, все девочки, завидовали ей. А она была не только красивая, но и очень ласковая. Ее за это воспитатели любили; ее не обрили, как нас; ее то и дело ласкали, гладили по головке, угощали каким-нибудь нехитрым гостинцем. И все это на наших глазах! Каково нам было это видеть?! И доставалось же ей от нас! В пику воспитателям мы вымещали свою детскую обиду на Ларисе. Дразнили до тех пор, пока на ее глазах не появятся слезы. И только тогда мы были удовлетворены — это был бальзам на сердце.

Ларису мы дразнили, дергали за волосы, в общем, доставалось ей, бедной! Но и нас надо понять! Время было послевоенное, очень голодное. У многих детей родители от голода умерли. Нас в захолустном детском доме жило в бараках 700 детей! Кормили так скудно, что мы едва ноги таскали. Порция каши могла вместиться в детскую ладошку. И очень было холодно в рваной одежонке. Обувь была одна на троих. До столовой мы бегали по снегу босиком. А когда надо было идти в лес собирать хворост, наматывали на ноги разное тряпье. В бараках было так холодно! И мы, дети, должны были добывать хворост для печей сами.

И вдруг мы узнали, что наша Лариска ко всему прочему еще и богомолка (кто-то увидел ее выходящей из храма). Еще больше стали дразнить ее.

— Ну-ка, покажи, как ты молишься! А за нас-то ты молилась?

И вот, подкараулили ее как-то раз, когда она шла из церкви, окружили и стали над ней издеваться. А я была самая задиристая и больше всех к ней приставала. Я помню, у нее ручьем крупные слезы из глаз катятся, и она выкрикивает в лицо мне:

— Вот увидишь, вот увидишь. Бог тебя накажет!

Об этом инциденте все вскоре забыли. Да и Лариса старалась не попадаться нам на глаза. Прошла неделя. В один из дней мы сидим на завалинке: лето теплое, хорошо... Делать нечего, думали, куда пойдем: то ли на речку, то ли в лес по ягоды.

Не успели придумать, как вдруг бежит Катька Галушкина («Галушка» — мы ее так коротко звали) с голубой лентой в руках. Мечта всех девчонок! Естественно, мы все воззрились на эту ленту с восхищением, и каждая подумала:

— Вот бы мне такую! А она говорит:

— Давайте проведем соревнование: кто дольше посмотрит на солнце, того лента и будет!

Все шестеро девчонок испытали свое счастье, дошла очередь до меня. Я напыжилась в душе и решила про себя, что я обязательно продержусь дольше всех. Только лишь я взглянула на солнце, у меня вдруг потемнело в глазах, как бы накинули черное покрывало на меня. Я сразу не поняла, что такое со мной произошло, но не испугалась, т. к. и раньше случалось у меня потемнение в глазах. Но я продолжала смотреть (уже не видя) на солнце, ощущала жар лучей на своем лице, пока девчонки не закричали:

— Хватит, хватит, ты победила!

И мне (т. к. мы все были лысые) повязали ленту на шею. Я представляла своих подружек, как им было завидно, что не они выиграли приз. В это время горнист заиграл сбор на обед, мои подружки сорвались с места и убежали. Одна Катька задержалась около меня, ожидая, когда я рвану к столовой. Но я не двигалась, т. к. ждала, когда в глазах просветлеет, но так и не дождалась.

— Катя, беги, принеси мою пайку хлеба и, если дадут, то и каши.

Она убежала, а я осталась, боясь сдвинуться с места. Вскоре прибежала Катька Г., подала мне пайку хлеба с кашей, которая легко умещалась на ладошке девятилетней девочки. Она меня спросила:

— Ну че, видишь че-то?

— Если б видела, здесь не стояла бы. Тогда она и говорит:

— Айда до Сан Саны, — так мы звали нашего врача Александру Александровну. И мы побежали, если можно так выразиться, учитывая мое положение. Вот так я осталась в лазарете, где пролежала около месяца. Затем меня перевели в поселковую больницу, где я пролежала около трех лет. И вот в один из скучных больничных дней я лежала, и у меня в мыслях были подружки из моей группы и Лариска тоже. Вдруг, словно огненная молния полыхнула перед моим мысленным взором, я как бы наяву услышала:

— Вот увидишь, вот увидишь. Бог тебя накажет.

И мне все стало ясно, как день. В моем возрасте я не задумывалась о других мирах и не верила ни в Бога, ни в нечистую силу. Я закричала:

— Няня, няня!

Когда она прибежала, я ей сразу задала вопрос:

— Няня, а Бог есть?

— А как же, — отвечала няня, — есть.

— А ты видела Его?

— Да, — ответила она.

— Где?

— Да везде, — ответила она. — В цветении цветка, в дуновении ветра, в сотах пчел и в каждой травинке-былинке. Каждое утро птицы поют песни Богу за то, что Он дает им корм. Пчелы восхваляют Господа за нектар. И вообще, вся тварь Божия славит Бога за то, что ежедневно восходит солнце. Природа не хаос, деточка, это мир Божий с Его законами. Так что просить Бога о милосердии надо. Он и пошлет тебе Свою благодать.

— Но Его-то не видно.

— Ну как же не видно. Посмотри на цветы: растут на одной грядке роза, нарцисс, ромашка, астра, василек. Какие они разные и по форме, и по расцветке. А откуда же взялись яблоки, груши, сливы, помидоры, огурцы и другие овощи, фрукты?

Я стала задумываться.

— А правда, откуда это все?

Ко мне приходили подружки, и однажды пришла Лариса. Я своих подруг узнавала по шагам, а эти шажки были легкие, мне незнакомые. И я спросила:

— Девочки, кто пришел?

— Лариса.

В первое мгновение я хотела ее прогнать, но любопытство пересилило, и я говорю:

— Иди сюда, садись на мою койку.

Она опустилась на краешек кровати и вдруг бросилась мне на грудь, и начала плакать.

— Ну че ревешь?

Она же, всхлипывая, все говорила и просила:

— Прости меня, ради Бога!

— Всю рубашку мне слезами омочила, — проворчала я. Когда мы пришли в норму и перестали хлюпать носами,

Лариса мне и говорит:

— Ты только не сердись, что я тебе сейчас скажу

— Ладно, не буду.

Все, затаив дыхание, с любопытством уставились на Ларису. Здесь-то она меня и огорошила:

— Ты не согласилась бы со мной сходить в церковь?

— Ку-уда-а? — протянула я. — Ты че, чокнутая, че я там забыла?! Какая с меня богомолка? А ребята наши увидят? Да они меня на смех подымут. Нет, нет, нет!

Но она вновь попросила:

— Ты же ничего не теряешь, а просто попросишь Бога о милости, и Он услышит тебя. Представь, что перед тобой мама, папа, родные твои, и ты почувствуешь огромное облегчение.

— Но я же видеть все равно не буду, стоит ли идти? Здесь хором подключились к ее просьбе девчонки. Да, я их понимала, им было просто крайне любопытно. Для всех нас это была тайна, и все мои подруги жаждали заглянуть за край полога: а что там? В конце концов я сдалась, и в душе у меня зародилась крохотная искорка:

— А вдруг есть все-таки кто-то?

Девчонки мои ушли в детский дом, а я, как обычно, осталась одна. Больницу знала наизусть: я ее «с ног до головы» исследовала руками и видела ее как бы воочию. Между тем лечили меня от всех хронических болезней. Я была худющей, как будто меня вывезли из блокадного Ленинграда. Из-за нехватки питания летом мы паслись, в полном смысле слова. Рядом паслись свиньи, вкусно чавкая, и мы рядом, лежа на животах, также ели траву. Правда нас, в свою очередь, ели аскариды и всякая нечисть. Страдали и трахомой (буквально все), и цыпками, и вшами, и тифом.

Я ждала утра, и когда задремала, пришли мои подружки. Лариса была тоже с ними. Предупредив добрую няню, мы побежали в храм. Когда, едва переведя дыхание, мы остановились у церкви, я почувствовала запах и спросила:

— Чем это так пахнет? Лариса отвечала:

— Ладаном.

Затем мы вошли внутрь. Я слышала приглушенный шепот. Рядом со мной плаксивый жалобный бабий голос произнес:

— Бедная сиротка, да к тому же еще слепенькая. Лариса подводила меня ко всем иконам и говорила, кто

изображен на иконе. Я, в свою очередь, целовала икону и произносила мою первую детскую молитву. Наконец, мы дошли до Креста, где опустились с Ларисой на колени.

— Лариса, а почему Христос был казнен на Кресте? Если Он Бог, то почему Он не разогнал врагов? Почему Он дал им торжествовать над Собой?

Много вопросов было у меня, и Лариса едва успевала отвечать на мои вопросы. Здесь началась служба: это была Божественная Литургия. Рядом с собой я слышала всхлипы и жаркую молитву. Я тоже начала просить у Бога:

— Боже, если Ты есть, прости мне, я никогда не буду смеяться над верующими. Дай мне снова увидеть синее небо, солнышко ясное, зорьку алую, травушку, воробышков. У меня нет ни мамы, ни папы, будь ты отцом и матерью, чтоб я знала, кому можно выплакаться в горе и рассказать свою радость, чтобы и Ты, Господи, порадовался вместе со мною.

Я так горячо молилась, просила Бога о прощении!

и вдруг передо мною открылась такая картина: по небу бегут облака, черные, лохматые, будто гонимые ветром. Когда облака прошли, перед моим взором, если можно так выразиться, показалось чистое небо нежно-сиреневого цвета. А вдали на горизонте занималась заря. Она была еще совсем робкой, и узкая полоска на небе постепенно ширилась. И вот поднялся предо мною Крест с Иисусом Христом. Он смотрел на меня ласково, скорбно и нежно. Никогда в жизни я не видела таких глаз, я даже зажмурилась от страха и волнения, а сама думаю:

— Господи, что это, откуда эта картина? Я же глазами не вижу. Потом все исчезло, я начала различать слова, молитву, я смотрю вперед и вижу (пока не осознавая) Крест и распятого Господа. У меня опять шевельнулась мысль:

— Опять какая-то картина.

Повернув голову влево, я увидела Ларису, слезы на ее щеках и шепчущие губы. Я уставилась на нее во все глаза и захотелось мне достать ее кончик носа пальцем:

— Если я точно попаду в нос, т. е. потрогаю ее носик, значит, я вижу.

Я долго целилась, рука моя дрожала, я боялась, что это внутри моей головы картина. Она, почувствовав мой упорный взгляд, обернулась ко мне. В ее больших глазах стояли два вопроса, она и плакала, и смеялась. Здесь мой взгляд пронзила как бы огненная молния: «Ты же видишь, не бойся!!!» Я вскочила с колен, обернувшись к людям, и закричала:

— Люди, я же вижу, вижу!!!

И, уже теряя сознание, падая, я шептала: «Вижу, вижу!» Очнулась я, наверное, в пономарке или где крестят, в то время я не понимала. Смутно от нахлынувших чувств соображая, встала. Рядом был батюшка. Он проговорил:

— Очнулась, вот и хорошо, пойдем в храм, дитя, возблагодарим Господа.

И он повел меня в храм, где сказал великолепную проповедь. Когда мы с подругами вернулись в больницу, то первым, кого я увидела, был мой лечащий врач Юрий Владимирович. Правда, когда я его увидела, быстро шагающего по коридору, на минуту закрыла глаза, чтобы узнать по шагам, кто это? И оказалось, что это мой доктор. Я посмотрела на него во все глаза, а потом как заору:

— Я же вижу, видите, Юрий Владимирович, вижу! Разве Вы не видите, что я вижу!!!

И тут он схватил меня за плечо, взглянул в мои глаза и сказал:

— А ну, стой здесь, — и сам отошел к окну, Оттуда, от окна, до места, где я стояла, было примерно метров 5—6. Он начал показывать пальцы: то один, то два, то четыре, и я на все вопросы «сколько?» уверенно отвечала. Он спросил, как это произошло. Я, естественно, рассказала правду. Он и говорит:

— Ну что же, твое счастье, девочка, что так вышло. Возможно, что-то и существует.

После этого я еще неделю пролежала в больнице, а потом с триумфом возвратилась в детдом, где меня пацаны встретили с криком:

— Ура, Кеша вернулась! А девчонки кричали:

— Ура Макеше!

Как будто я была где-то в дебрях Амазонки. На этом счастливо завершилась моя история. Слава Богу во веки веков!



По личной просьбе имя автора рассказа не разглашается.

Источник: сайт "МНОГОЕ И ДРУГОЕ СОВЕРШИЛ ИИСУС... САМОМУ МИРУ НЕ ВМЕСТИТЬ НАПИСАННЫХ КНИГ" (http://wot-god.narod.ru/)